Трудовой гамбит Макрона

В конце августа президент Франции Эммануэль Макрон обнародовал планы реформы рынка труда, от которой будет зависеть судьба его президентства, и которая, вполне возможно, определит будущее еврозоны. Цель Макрона — снизить устойчиво высокий уровень безработицы во Франции (сейчас он чуть ниже 10%) и оживить экономику, которой крайне необходим перезапуск.

Тема трудовой реформы уже давно стоит на повестке дня во Франции. Практически все французские администрации последнего времени предпринимали попытки переписать гаргантюанский трудовой кодекс страны, но эти попытки, как правило, заканчивались неудачей из-за протестов профсоюзов. Макрон и не скрывает, на что он покушается: он назвал эту реформу «коперниковской революцией». Впрочем, может быть, на этот раз всё будет по-другому. Хотя второй по размерам профсоюз страны уже призвал к всеобщей забастовке, есть признаки, что Макрон получит необходимую политическую поддержку.

Реформы Макрона нацелены на повышение так называемой — эвфемистически — гибкости рынка труда. Благодаря предлагаемым реформам, компаниям будет проще увольнять сотрудников; переговоры между работодателями и работниками в небольших фирмах будут децентрализованы (путём ликвидации соглашений на отраслевом уровне); появится потолок для компенсаций за ошибочное увольнение, что освободит компании от угрозы непредсказуемого ущерба, определяемого решением арбитражного суда. Кроме того, реформы отменяют требование увязывать массовые сокращения в крупных компаниях с размером их глобальной прибыли; отныне им будет разрешено увольнять работников, основываясь исключительно на показателях прибыльности внутри страны.

Логика, стоящая за этими реформами рынка труда, уже три десятилетия лежит в основе программ структурных реформ, предлагаемых политическими экономистами и многими международными институтами — от Международного валютного фонда до ОЭСР. Согласно этим взглядам, повышение гибкости позволит французским компаниям более эффективно адаптироваться к меняющимся рыночным условиям, что, в свою очередь, увеличит их конкурентоспособность и динамизм, дав толчок французской экономике.

Сама идея, что упрощение процесса увольнения работников снизит (а не повысит) уровень безработицы не является столь уж безумной, как это, может быть, выглядит со стороны. Если цена увольнения работников запретительно высока, компании могут отказаться от идеи нанимать новых работников в период подъёма на рынке, опасаясь, что они не смогут снизить трудовые издержки, когда в будущем начнётся спад. Издержки увольнения персонала — это издержки найма персонала, любят говорить экономисты. Снизьте стоимость увольнения, и вы одновременно снизите стоимость найма.

Ответ на вопрос, поможет ли снижение стоимости увольнения реально повысить занятость, зависит от баланса этих двух компенсирующих друг друга факторов. Конечный результат зависит от того, чем именно сдерживается кадровая политика компании — стоимостью найма или увольнения.

В хорошие времена, когда компании хотят расширяться, их сдерживает стоимость найма, поэтому упрощение процесса увольнения работников устраняет главное препятствие на пути инвестиций и расширения мощностей. В более пессимистические времена снижение стоимости увольнения приведёт просто к росту числа увольнений. Доминирование того или иного фактора зависит от состояния совокупного спроса и «животного духа» работодателей.

Именно этой двойственностью объясняется трудность установления чёткой эмпирической связи между уровнем защиты занятости и состоянием рынка труда, вопреки энтузиазму многих экономистов и политиков по поводу реформ, которые повышают гибкость. Имеются убедительные свидетельства, что сильная законодательная защита занятости снижает текучесть кадров, то есть количество вновь нанятых и уволенных работников. Однако в том, что касается его влияния на уровень занятости и безработицы в целом, как говорится в одном недавнем исследовании, окончательное решение ещё не вынесено. Сравнительные данные не вселяют особой уверенности в то, что французские реформы приведут к росту занятости.

Принято считать, что во Франции действуют крайне обременительные трудовые законы. Однако во многих странах, с которыми она конкурирует, рынок труда защищён не менее сильно. Более того, согласно публикуемым ОЭСР индикаторам уровня защиты занятости, немецкие и голландские работники с постоянными контрактами пользуются даже большей защитой, чем работники во Франции. (А вот где французская система выглядит особенно запретительной, так это в регулировании временных контрактов).

По некоторых показателям, касающимся дерегулирования рынка труда, Франция уступала лишь Германии накануне мирового финансового кризиса. Между тем, безработица в Германии и Нидерландах значительно ниже тех уровней, которые уже давно наблюдаются во Франции.

Реальная разница между этими странами в том, что у Германии и Нидерландов, в отличие от Франции, имеется значительный профицит счёта текущих операций. Это означает, что экономика этих стран получает серьёзную поддержку за счёт внешнего спроса. У Франции же, наоборот, сохраняется небольшой дефицит счёта текущих операций.

Могут ли реформы, повышающие гибкость рынка труда, дать французской индустрии аналогичную поддержку? Может быть. Но для этого потребуется резкий подъём животного духа французских промышленников. В конечном итоге, психология может сыграть намного более важную роль, чем детали самой реформы.

В подобной технократической дискуссии легко забыть о том, что элементы, которые экономисты определяют как «жёсткость рынка труда», являются в реальности важнейшим компонентом социального договора в развитых капиталистических странах. Они обеспечивают доходы и гарантии занятости для работников, чья жизнь в ином случае могла бы подвергаться хаотичным потрясениям. Как отмечает итальянский экономист Джузеппе Бертола, такая «жёсткость» может оказаться эффективной даже с чисто экономической точки зрения, потому что она помогает сглаживать проблемы с трудовыми доходами.

Окружение Макрона мудро поступает, говоря всем, кто готов слушать, что не надо ждать слишком многого от нового трудового кодекса. Экономика этих реформ позволяет сделать вывод, что они вряд ли сами по себе что-то сильно изменят. Проблема, однако, в том, что в колчане у Макрона слишком мало стрел, помогающих поднять темпы роста экономики Франции. В макроэкономической политике его руки связаны еврозоной, при этом нет особых надежд на то, что Германия поможет, повысив инвестиции и расходы. В результате, нравится это Макрону или нет, его президентство, видимо, будут оценивать по экономическим и политическим последствиям начатой им трудовой реформы.